На людей с неопределенными взглядами лучше всего действуют неопределенные обещания. Ты об этом задумывался? Способны ли мы на большее, или смиренно не признаем своих возможностей? Стараемся ли мы не переступать границы видимого, или следуем за покорным телом?
Увлекаясь древними как мир желаниями, мы и бежим по кругу, а восхождение, спираль — иллюзия зачастую, потому как вверху свои законы, им наплевать на число попыток. Зачитывается лишь сухой остаток.

Какие глупости, наплюй! Наплюй на игры с головой.
Не огорчайся так, не плачь. За что, за что тебя простить?!
Наш привокзальный поцелуй не отменяет приговор:
Восьмой плацкартный на двенадцатом пути.

Вот я уже и памятник. В памяти... По развалинам ходите осторожно. Лица, вокруг – разные грани невыразительности, они в маске, под которой угадывается какая-то форма жизни. Они предъявляют только неразборчивый черновик, рукопись с помарками, которую потом я постараюсь расшифровать.

Такая в сущности простая и смертельная игра,
Когда нельзя ни передумать, ни отыгрывать назад.
Друг друга пробуем спасти ценой невысказанных правд,
Все наши действия об этом говорят. И говорят.

Верно, мы сумасшедшие, мы те, кто отдает себя без остатка в момент игры, мы счастливы только в промежутке между словами «мотор» и «снято». Этот промежуток - время безвластия и безумия. Время харизматиков. Потому что забываемся, потому что отдаёмся игре. Потому, наконец, что эта сверхранимость, которая делает нашу повседневную жизнь невыносимой, находит здесь себе применение. Потому что всё, что после, ... ранит, корежит и убивает. Цепная реакция радиоактивного материала.

В раздельном мире островов и обособленных границ
Мы оба выбрали тот шанс, который выбрал не прийти.
И звёздный лифт стоит, готов до преисподней мчаться, вниз:
Восьмой плацкартный на двенадцатом пути.

Потерявший крылья ангел, бесхвостая русалка, бывшая нимфа, а теперь самая обычная женщина... Подул ветерок — и нет её . Скажи это себе. Ищу признаки жизни, по крохам отвоевывая у забвения последовательность событий. Действительно чувствовала, что жизнь сошлась в одну фокусную точку. Теперь мы оба знаем все, и в мельчайших подробностях. Моя ма сказала бы: «Сейчас у тебя момент Гамлета». В смысле, нужно как следует напрячься, чтобы решить, быть или не быть.

А мы всё смотрим друг на друга сквозь бушующий вокзал
И не решаемся разъять объятий мёртвое кольцо.
И, кроме всем известных слов, мне больше нечего сказать,
И вся оставшаяся жизнь одно лицо. Твоё лицо.

Я умею как она молчать на двенадцати языках. Молчу.. Прощание... ударилось об асфальт перрона ,мгновенно отлетело эхом , ударилось вновь. Все это вдруг сложилось вместе, масса стала больше критической.
Последний убийственный прикол, последняя капля в чаше терпения . Мне только кажется, что должен существовать какой-то противовес этому. Иначе мы становимся словно растениями в оранжерее. Нас можно посеять, подкормить удобрениями, обрезать перед плодоношением, а затем вырвать прямо с корнями…
Я совсем не волнуюсь, даже ни капельки.

Последних несколько минут опустошают от и до.
Твой взгляд внимателен и тих, но прожигает до кости.
И я внезапно узнаю, на что похож Армагеддон:
Восьмой плацкартный на двенадцатом пути.

Тайна уст рвётся на волю, ее унёс ветер, она растворилась.
Тайна сердца осталась. Знаю, я буду давиться ею, загоняя глубже. И там она будет лежать, тяжелея и воспаляясь. Если дать достаточно времени, она раздавит сердце, в котором хранится.

Не лишайте стихи тумана, говорят великие, он убережет от сухости, став дождем. Он сохранит тайну сердца. Сохраните, доставьте мне удовольствие.

На стихи Георга Чёрного.